(495) 925-77-13 ИНСТИТУТ ХРИСТИАНСКОЙ ПСИХОЛОГИИ
А.В.Лоргус Христианская психология в пространстве гуманитарной парадигмы.

Христианская психология в пространстве гуманитарной парадигмы (доклад)
Священник Андрей Лоргус

Введение

Когда человек счастлив, он поет, веселится и ликует.
Когда человеку плохо, он плачет, страдает и мучается.
Когда человек заблудился, он сам ищет выход или просит о помощи.
Что делать, если человеку нужен тот, кто может его понять? К кому обратиться?
К Богу. К священнику. И к психологу.


Человека можно понять и познать как с помощью религии, так и с помощью науки. Совместимы ли наука и религия, психология и христианство? Может, как раз на пересечении классической психологии с древнехристианским опытом и богословским гнозисом возможно наиболее полно понять, объяснить, описать и научить человека?
В результате такого пересечения и возникла христианская психология – новый для классической психологии взгляд на человека. Новый – для отечественной психологии, но не для 2000-летней христианской культуры. Пристальное внимание мыслящей Евразии к человеку, появление гуманизма, персонализма, да и самой психологии как науки о душе возникло в недрах христианского сознания. Само христианство такую задачу не ставило – это был, скорее, спонтанный процесс, навеянный духом Евангелия, чем доктринальное устремление. Верно также и то, что христианство не сразу разглядело в себе этот потенциал христианского гуманизма. Богословие слишком долго было занято собственно теологией, учением о Боге. Антропология, а тем более психология, только в XX веке становится актуальной богословской дисциплиной
Однако по духу Евангелия, по духу опыта святых отцов, по духу византийского богословия, христианство антропологично и психологично. С христианской точки зрения психология является одновременно искусством и наукой познания души.
Итак, христианская психология традиционна для религии и нова для современной науки. Её новизна заключается в расширении научной предметности, гуманизации, энергийности, ипостасности. Рассмотрим эти понятия.
а) расширение предметности. Речь идет о пересмотре антропологической субъектности. Если в классической психологии предметом является субъектность высших психических функций, то христианская психология рассматривает не только то, что является выражением функции, но и то, что ей предшествует и что существует вне её – допсихическое и внепсихическое.
б) гуманизация понимается отчасти как индивидуализация и персонализация человеческого опыта – нет психического вне личного. Только сам человек, конкретная личность может иметь реальный психический и психологический опыт. Нет внеличностного опыта, нет средних психических данных, нет психической функции вообще, вне меня. Кроме того, нет моего опыта без моего отношения к нему. Личность и есть главный интерпретатор и главный исследователь опыта.

в) энергийность есть альтернатива субстанциальности психического. Сознание, например, есть только форма бытия душевного действования. Нет мышления вне души. Мышление и есть душа, понимаемая в этом смысле только как форма действования, “процесса”, “навыка”.

г) ипостасность, персонализм, личностность. Понятие личности требует расширения его границ, включая допсихический, в том числе пренатальный опыт, а также мистический и мистико-интуитивный опыт, без которого, например, невозможна ассимиляция духовного опыта православия (исихии).

Как соотносится классическая, в том числе отечественная, психология с тем, что мы называем христианской психологией? Поиск ответа на этот важнейший для нас вопрос может встретить критику, по крайней мере, с двух сторон.
Во-первых, сторонники классической психологии никому не позволят обесценить и редуцировать её научный и антропологический потенциал, её теоретические и практические достижения, её исторические заслуги. В то же время важнейший антропологический опыт – богословие, аскетика, исихазм – просто не вмещаются в прокрустово ложе классической психологии. При всем желании невозможно ассимилировать этот опыт в традиционной, научно-позитивистской психологии.
Во-вторых, очевидно, что христианство, как и весь опыт мировой культуры, невозможно без мистики и духовности, тогда как этот опыт человечества никак не вписывается в рамки классической психологии, если только не рассматривать атеистические попытки просчитать психологию религии.
Первый подход, скорее, методологический, второй – предметно- мировоззренческий. Таким образом, христианская психология нуждается в расширении психологической предметности по сравнению с классической психологией. Человек не ограничивается рамками психической жизни. Человек в психологии – это душа, а также психика, во всем её многообразии, но это ещё и личность.

Новая предметность


Новая предметность означает расширение предмета психологии за счет новых смыслов: мистического, глубинного, духовного, но главное – за счет душевного, понимаемого как жизнь сотворенной Богом души.
Все эти традиционно христианские термины могут вызывать неприятие у психологов. Требуется немалая работа, что соотнести содержание понятий мистического, духовного, душевного с понятиями психического, сознательного, а также бессознательного, чтобы затем ассимилировать их в психологию. Сделать это реально, потому что сопоставление аскетического и психологического опыта, например, с опытом психотерапевтическим, дает стойкое ощущение, что в святоотеческую эпоху психотерапия уже существовала. Читая монашеские наставления, нельзя не заметить глубокое знание не только жизни души, но душевных глубин, то есть того, что сейчас принято называть бессознательным. На основании таких сопоставлений некоторые психологи называют это “святоотеческой психологией”, что простительно, но не соответствует действительности.
Может ли мистический опыт быть понят в психологическом дисскурсе? Что мы называем мистикой? Если только область, не поддающуюся осмыслению, вербализации, то едва ли мы, психологи, можем об этом говорить. Мистическое не познаваемо в той психической действительности, которую изучает традиционная психология. Мистическое не опосредовано высшими психическими функциями мышления, речи, сознания, ощущения, восприятия. Мистическое нельзя описать через интуицию, восприятие образов, галлюцинации или иллюзии. В рамках советской патопсихологии и психиатрии весь мистический опыт можно исследовать только в стационаре.
Мистическое, по своей сути, является событием иного мира в мире нашем, сверхъестественного в естественном. Само мистическое не является областью психического, однако тесно соприкасается с ним, переплетается, формирует и воспитывает важнейшие области психического: веру, страхи, сверхсознание, любовь, творчество. Связь мистического с психическим и личностным может быть развита более или менее, но она есть в душе каждого человека. Сам мистический опыт лишь отчасти является областью внутреннего человека, но он властно захватывает его, вторгается в душу, в жизнь человека. Конечно, человек вправе отвергать окружающую его мистику.
Для нас важно другое – какова же область соприкосновения мистического и психического? Мистическое в особых душевных формах предстает нам в психике в виде особых переживаний, особых формах сознания, особых формах знания. Но что передает? Опыт “иного”. Это “иное” не антропологическое, не вещественное, не биологическое, не социальное. “Иное” мы можем понимать, как область реального сверхъестественного. Но если это не человеческое, то какое дело психологии до области, границы которой простираются за пределы науки? Зачем нужна эта реальность в психическом, в личностном? Христианская психология исходит из того, что человек есть житель обоих миров – естественного и сверхъестественного. Человеку так же свойственно быть причастником мира горнего, как и дольнего, социального, как и мистического. Без мистики, также, как и без духовного, человек – лишь homo sapiens. Психическое, понимаемое как связь мистического, антропного и социального, постигает человека неизмеримо глубже – как демиурга, как сына Божьего, как сотрудника Творца, как равноангельного деятеля, а не только как индивида исторического процесса.
Кроме того, есть специфические формы душевной жизни, такие, как вера, молитва, покаяние, чувство греха, видение, которые могут быть предметом христианской психологии. Ни молитва, ни вера без связи мистического и психического невозможны.
Новые исследования, основанные на таком подходе, уже проводятся на факультете психологии Российского Православного Университета[1]. Нам удалось, хотя бы отчасти, говорить о мистических и духовных явлениях, как о психологических предметах. Сейчас мы можем обозначить контуры будущих теорий “среднего уровня”, которых пока остро не хватает.
Как мы понимаем духовный опыт? Это, как и мистика, не есть всецело человеческий опыт. В духовности душа оказывается максимально открытой системой, в которой “фактор неопределенности”, присутствие “иного” велик, общение с “иным” является главным “процессом”. Однако в отличие от мистического, это “иное” – вертикальной перспективы. Это общение по оси Бог – человек. Эта ось перпендикулярна по отношению к миру вещей и миру социума, к миру психического. Это – общение в сфере духа.Оно может быть понято также, как общение с “другим” Бахтина, как общение с любимым, но главное – это общение с Богом. Кроме открытости, духовность может быть охарактеризована, как событие перехода на иную ступень онтологии. Оставаясь человеческой, в духе душа обретает не свойственные ей по природе (падшей природе) энергии, свойства, качества, имеющие внеантропологическую, духовную, природу. Это качества, или энергии, человека нового, как говорят христианские мистики, обоженного. Человека во Христе.
Насколько же эти качества? Насколько они антропологически познаваемы? Насколько психологичны? Если углубиться в аскетический опыт христианских подвижников, окажется, что их опыт непостижимо психологичен и даже терапевтичен.
Духовное представляется неописуемым и беспредметным, с точки зрения науки, но его преломление в душе и в психике оказываются вполне предметно, вполне осязаемо. Это покаяние и познание, просветление и сознание, молитва и рефлексия, и многое другое. Иными словами, как и мистика, духовность познается в человеке в душевных и психических формах как являемость, но не как собственная природа. Мы не можем познать ни их природу, ни их зависимость от условий. Даже последствия их мы не можем “просчитать”. Но мы можем наблюдать эти явления, мы можем их описывать и изучать.
Но зачем это нам нужно? Ответ прост: слишком многое в нашей жизни совершается как события духовные: вера, надежда, горе и страх, постижение невидимого. Все это с традиционно понимаемым психическим составляет полноту нашей жизни.

Душа


Предмет психологии есть душевная жизнь или жизнь души. Сама душа не есть предмет психологии, так как есть творение Бога, и потому есть предмет богословия, христианской антропологии.
Душа проявляет себя как жизнь, как силы и способности, как необусловленная ничем иным активность и креативность. Однако не душа чувствует, мыслит, действует, но человек. Душа есть энергия, действование – непрерывное, бесконечное, неутомимое, духовное, нематериальное. Например, любовь, страх, творчество, дух.

Мы понимаем душевное в отличие от психического. Это первый этап осмысления иного, христианского подхода. Все, что изучает классическая психология от ощущений до психических аспектов личности не есть душевное, хотя душевное отчасти проявляется в психическом, с ним связано, соприкасается и пересекается, сотрудничает. Но это не одно и тоже. Душа и психика лежат в разных онтологических уровнях.

Психическое мы понимаем как осуществление, как деятельность или действование – энергия, как функцию, как творчество. А душа есть духовная антропологическая данность, духовная природа человека, имеющая присущие только ей свойства. Именно эти свойства делают человека человеком. Человек жив – это значит, что он – душа живая. Быть живой душой не значит быть психическим, душу человек имеет от Бога, а психическим он может стать или не стать. Душа есть данность иной, не антропологической реальности. Природа души лежит вне антропологической реальности, тем более вне реальности психической. Но именно в душевной жизни человека зачинается психическое.
Психическое, таким образом, понимается в христианской антропологии как душевное, как метаантропологическое. Но душевное состоит не только в этом. По богословскому пониманию, душа есть, прежде всего, жизнь.
Быть живым – не тавтология, быть живым – первая и актуальнейшая задача человека со времени сотворения его Богом. “…И стал человек душою живою” (Быт.2,7) Быть живым – значит, быть человеком и, значит, быть духовным существом. Противоположное тому есть смерть, причем не только смерть биологическая, но смерть духовная. Духовная смерть и есть смерть души, не онтологическая смерть, исчезновение, но смерть, как погибель души. Такая погибель, о которой говорит Библия и опыт христианства, хорошо известна в психологической практике – это бессознательное стремление к смерти, наркомания, алкоголизм, суицид, аутоагрессия, риск, и прочие виды духовной болезни. Эти болезни не излечимы психически, но излечимы духовно, если только врачом их является Подлинный Врач – Создатель души.
Быть живым – духовная задача, которую “решает” и младенец еще до своего рождения, и юноша, и старик. Но такие “решения” не являются психическими решениями. Христианская психология включает их в область духовного опыта, и потому считает доступными психическому анализу, хотя для этого требуется несколько иной терминологический инструментарий.
Душа не может быть одна. Она создана Богом для общения с Собой и с себе подобными. Каждая душа по природе свой, то есть по природе духа, устремлена к общению в широком смысле слова. Поэтому на психическом уровне мы находим стремление к установлению общения еще раньше психических форм общения. Ребенок стремится к общению с мамой так мощно, как будто он давно с ней знаком и долго скучал по ней. Такое, допсихическое, стремление к установлению контакта, раскрывается в психическом, как неизменная данность, определяющая всю дальнейшую судьбу социализации. Однако мы знаем, что негативный опыт ведет младенца к свертыванию общения и развития, к аутизму, к возвращению в допсихическое, в замкнутость в себе. Но и в этом случае человек продолжает быть живым, то есть продолжает быть душой живой.
Душа человека устремлена своей природой к познанию, творчеству, любви и персонализации.
Стать богоподобной личностью – вот главная экзистенциальная задача и сверхличное предназначение человека. Психическая личность, которая понимается нами, как одна из форм бытия человека, есть один из онтологических уровней, на котором могут осуществиться особые качества человека, как личности, как со-трудника Творца.
Важно понять, что личность не есть результат саморазвития. Личность есть данность и заданность бытия человека. Каждый человек – личность. Но личностью психической он может стать лишь в результате своего актуального развития. Но это – уже результат выбора и бытия души. И выбор этот имеет, как мы уже говорили, допсихическое происхождение. Это есть жизнь души.

Душа и душевная жизнь


Душевная жизнь есть многоуровневое проявление души как энергии, свойств, сил, акциденций души как сущности. Но сама сущность души психологически непознаваема. Для психологии сущность и бытие души то же, что для истории жизнь людей. Только прожитая, де актуализированная жизнь людей является предметом истории. Так и в психологии, только душевная являемость – предмет христианской психологии, а не сама душа.

Глубинная душевная жизнь не может быть описана в терминах психических функций, ибо функциональность – иной уровень описания. Глубинная жизнь, глубинный опыт души может быть описан в экзистенциальных и антропологических терминах, а также в терминах гуманистической психологии (в некоторых современных её формах).

Душа человека есть тайна Божия. Только Создатель знает “как”, “из чего состоит”, и главное, “как лечить” душу. Не могу не вспомнить слова моего коллеги, собрата, священника-психолога протоиерея Бориса Нечипорова: “Ученому следует различать проблему и тайну”. Наличие тайны, соприкосновение с ней, осознание тайны в поле исследования не умаляет профессионала. Напротив, настоящий ученый чувствует провести границу между познаваемым и непознаваемым в своей жизни.

Душа человека, с которой, как научной категорией, мы имеем дело в христианской психологии, оставаясь тайной, раскрывается нам в многообразии человеческого опыта, в собственно душевной жизни, в опыте психическом, социальном, религиозном. Аналогом может служить понятие социума в социальной психологии, которое раскрывается в социологии, а не в психологии, или понятие невроза, не имеющего на сегодня психологической дефиниции, или понятие личности, заимствованное психологией у философии.

Таким образом, понятие души столь же обоснованно может быть категорией психологии, как и психика. Само это понятие становится категорией, как только мы признаем за ним иной онтологический уровень. Душа не есть нечто: орган человека, его часть, или свойство. Душа это, скорее, духовный способ видения и описания человека. Душа – это категория, позволяющая говорить о человеке, как об энергии, как о потоке самобытно существующих внутренних событий и состояний. Душа есть понятие автономное в соотношении с психикой. Душа ничем не детерминирована. Однако её свобода и автономия относительны.

Человек свободен. Это значит, что Бог, даровавший свободу, её не отнимет. Но это также значит и то, что сам человек свою свободу ни завоевать, ни отнять, ни понять, не может. Он может только её освоить. Человек может дорасти до своей свободы!

Антропология


Для христианской психологии богословской, мировоззренческой, философской основой является христианская антропология, в которой есть несколько принципиально важных моментов. Первое утверждение, основанное на христологическом догмате о двух природах во Христе – человек существо ипостасное, то есть личность. Человек никогда не есть только природа, но есть личностное. И все в нем, что природно, выражено ипостасно. “В человека все должно быть прекрасно”, сказанное Чеховым, по-христиански может быть выражено словами “ипостасное бытие”. Предназначение человека – стать богоподобной личностью. Причем так стать, чтобы ничего уже природного не осталось, но все преобразилось в ипостась.

Но что же это означает для психологии? Это значит, что в человеке нельзя видеть и познавать природу, в том числе и природу психическую, а можно видеть природу воипостазированную, персонифицированную, личностную. Это значит, что психическое, в отличие от биологически и социально культурологического обусловленного, всегда есть самобытно неповторимое и индивидуально личностное. Познание психического – это погружение в конкретно-личностное, а не погружение в общечеловеческое, номинативное, психологическое. Иными словами, случай Анны О., как пример психоаналитической практики З.Фрейда, который в психотерапевтических теориях может экстраполироваться на другие личности, не теряет личностных черт самой пациентки, наоборот, сохраняет эти черты. Здесь личностное – не просто канва симптома, но его суть. В психологии психическое всегда существует в личностном. Только в личностном мы и постигаем психическое. Нет ощущений или восприятий как таковых, есть ощущения и восприятия Чехова, графа Толстого или преподобного Амвросия Оптинского, нет сознания вообще, но есть моё сознание.

Вот этот психологический аспект нам хотелось бы подчеркнуть особо. Почему, изучая мышление, память, сознание, восприятие, исследователь теряет целостное видение человека? Почему, зная закономерности всех психических функций, нельзя построить человека, даже описать нельзя? Я хорошо помню, как и многие из моих коллег, сидящих здесь, что после окончания МГУ мне было как-то неловко перед людьми, проблемы которых я не мог решить. Я знал, как формировался двигательный навык у машинистки и вязальщицы, как дергался её зрачок и почему, я догадывался, что её личностный портрет будет иметь невротический характер, мог даже поймать её на тех или иных оговорках. Но я как психолог не мог помочь ей в её отношениях с людьми, в её отношении к своей жизни. Так и сейчас, знакомясь с коллегами, только окончившими психологические факультеты, невольно удивляешься: чему их там учили? Они не понимают, как формируется самоотношение, как влияет самооценка на успешность, какую роль играют страхи в их жизни, как самим преобразить свои неврозы в личностный рост. Однако ни мое поколение психологов, ни нынешнее не виновно в том, что классический предмет психологии так далек от конкретного человека. Вероятно, такова историческая обусловленность психологии. Всему свое время. Так сложилась психология, что её предмет все более и более удалялся от живой жизни. И не сейчас это стало очевидным, а еще во времена Выготского. Видимо, нужно было совсем потерять свой предмет, чтобы взяться за новые поиски предметности. Нужно искать не предмет вообще, но искать человека, живую личность, конкретного носителя сознания, храм Святого Духа.

Уровни антропологического


Психическая реальность есть переплетение функционального, глубинного, мистического, телесного, но это всегда деятельность личности, но не сама душа.

Как увидеть глазами ученого полную картину живой психической реальности? Наверное, такая картинка может быть только многомерной, или, как принято говорить в последние десятилетия – системной. Однако системность предполагает единую парадигму познания. Человек, его психическая жизнь, в широком смысле слова, включающая душевную жизнь, собственно психику, духовный и личностный уровни ставят принципиально новую задачу – метаонтологическую. Видимо, человека можно постичь только в онтологической методологии. Возможно ли это? Можно ли одновременно описать человека как образ Божий и как психическую личность? Как психофизическое тело и как живую душу? Здесь не просто несовместимость категорий, взятых из различных дисциплинарных уровней, но различные культуры, и даже онтологические категории.

Трудно не согласиться, что понятие психики было рафинировано в науке для теоретических нужд. При этом оно было деонтологизировано. Не только Г.П. Щедровицкий, но и многие другие теоретики психологии говорили, что предмет психологии не есть человек, не есть душа, и даже не свойства или качества человека, что психика или высшие психические функции есть не сущностное понимание человека, но некий дисциплинарный конструкт, поэтому его нельзя перенести в практику, не выстроив особого теоретического здания.

Особая, привычная в христианской и особенно в аскетической письменности категория опыта не может легко прижиться в психологии. Но если мы будем понимать, что в психологическом дисскурсе мы можем говорить о знании, навыке, комплексе, восприятии, а в аскезе – об опыте, то нам будет понятен путь нашего знания и практики, как путь христианской психологии.

Опыт самопознания, близкий интроспекции в психологии, опыт аскетики, открывает обширную область интереснейших для психологии явлений: помыслы, страсти, откровение, благодать и прочее. Особенно важно, что категория опыта является общей для антропологии, классической и христианской психологии. Опыт душевной жизни может быть рассмотрен на разных онтологических уровнях. Мы исследовали комплекс обиды. С точки зрения психотерапии, обида есть чувство и способ отношения с другим. Её характеристики в личностном опыте более или менее известны. Понятно также, какую роль играет обида в истории личности. К сожалению, психология обиды исследована мало. В психологической плоскости и в социально психологических и патопсихологических исследованиях комплекс обиды мог бы занять важное место. Однако нас интересует здесь не только психологический срез. В духовном опыте обида является грехом, и имеет нравственную альтернативу – прощение, смирение. Аскетический опыт с древнейших времен исполнен прощением и покаянием в грехе обиды. В психотерапии мы сейчас чаще используем такой духовный опыт. Появилось немало работ, в которых прощение рассматривается как психологическая и психотерапевтическая реальность. На наш взгляд, комплекс обиды (и прощения) может рассматриваться и как сущностное (душа – грех – Бог – покаяние), и как психотерапевтическое (выявление - осознание – опыт прощения), и как психологическое (комплекс отношения – поведенческий навык – личностный навык). Нам представляется возможным и плодотворным рассматривать тот или иной духовный и душевный опыт как психологическую и антропологическую реальность. Важно при этом не забывать о категориальных различиях и онтологических уровнях. Такой взгляд несоизмеримо труднее методологически однородного и дисциплинарно выверенного подхода. Но к человеку иначе подходить и нельзя.

Ипостасность


Человек может пониматься в психологии только как личность. Ипостасное понимание психической реальности означает, что психическое обусловлено личностным, а не наоборот. Иными словами, нет мышления, подчиняющегося законам логики, ассоциации, предметности, функциональности; есть мое мышление, подчиняющееся “законам” моей личности, которые могут отличаться от общепризнанных представлений о мышлении. Личностное здесь значит не просто индивидуальное.

 


 

[1] Так например, положено начало исследованиям молитвенного опыта в деятельностном подходе, а опыт покаяния изучается в психо-терапевтическом аспекте. Есть и иные исследования, которые соединяют психологические методы с духовной предметностью.

 

 

 

 

Литература

 

1.  Лэнгле Альфрид. Person. Экзистенциально-аналитическая теория личности. Сборник статей/Пер. с нем. М.: Генезис, 2006.

2. Начала христианской психологии. Учебное пособие для ВУЗов. Отв. Ред. Б.С. Братусь.  М.: Наука, 1995.

3.Хоружий С.С. Фонарь Диогена. Критическая ретроспектива европейской антропологии – М.: Институт философии, теологии и истории св. Фомы, 2010.

4.Зенько Ю.М. Основы христианской антропологии и психологии. – СПб.: Речь, 2007.